На конце проулка виднелось скопление солдат, и Катон, обогнув зернохранилище, повернул вдоль него обратно, направляясь в ту часть Остии, где корабли готовились к отплытию. По всей логике, Нарцисс со своей компанией должен грузиться для отплытия где-то там. А с ними находится и Луций. Ускоряя шаг, Катон пошел в обход здешнего храма Геркулеса, соседствующего с широкой дорогой к центру порта. Смежные улицы были забиты направляющейся к причалу солдатней. Некоторые подразделения, где центурионы с опционами блюли дисциплину, шагали строем. Другие, отбившиеся от своих, брели в одиночку, парами или небольшими группами. Кое-кто по дороге заскакивал в лавки выклянчить вина или съестного, а то и приворовать какую-нибудь мелочь. Жрецы храма заперли дверь на засов, а за катящей мимо напастью следили из-за решетчатых окошечек по сторонам от входа.

Катон затесался в стайку горожан, теснящихся на верхней ступени одной из базилик. На проходящих внизу легионеров были направлены тревожно-взволнованные взгляды.

– Я-то думал, этот сброд призван защищать нас, – тихо пожаловался кто-то своему соседу и указал на легионера, шагающего с тючком шелка на плече. – Ты глянь на этих подлецов. Расхаживают, как победители.

– Мародеры, язви их всех, – горько отозвался сосед. – Сборище бездельников и головорезов. Не лучше тех дерьмоедов, что попытались сковырнуть Нерона. Мерзавец на мерзавце. Натравливают римлян друг на друга. И на нас напускают этих своих псов…

Катон плотней завернулся в плащ, чтобы не показывать свой меч, выпутался из толчеи и сошел по ступеням вниз, после чего проулками добрался до Остийской верфи, пройдя туда между двух складских строений. Причал здесь кишел легионерами. Из укромного уголка префект тайком наблюдал за происходящим. Легионеры партиями грузились на корабли. Но не только: отдельные отряды заходили на другие суда, рубили там снасти и дырявили спущенные паруса. Однако и это не все: на палубы заносились ведра со смолой, вязанки хвороста и тюки с куделью, добытые на ближних складах. С кораблей Катон перевел взгляд на причал, пытаясь высмотреть там свиту Нарцисса, а в ней, возможно, и Луция.

И тут в сотне шагов сквозь толпу протиснулся кортеж из носилок и повозок; мелькнула до боли знакомая плешь Нарцисса. Длань Клавдиева секретаря указала на группу пришвартованных невдалеке боевых кораблей, и свита начала спешно грузиться на один из них, без задержки проходя под балдахин на корме. Катон, вытягивая шею, встал на цыпочки, ища глазами сына, но поверх голов солдат и матросов, которых легионеры принудили к работе, разглядеть что-либо было нельзя. Впрочем, если Луций и был здесь, то наверняка возле Нарцисса и других главных зачинщиков. Вызволить его из их своры мешало расстояние. Надо было подойти ближе.

Катон побежал по проулку, затем свернул в еще один, что позади складов, и вдоль него двинулся в направлении кораблей. Приблизившись вроде как достаточно, он замедлил бег и стал искать способ проникнуть на ближайший склад. Позади складского двора находилась приземистая дощатая дверь. Доски были старые, но еще крепкие, а засов с внутренней стороны не поддавался. Катон огляделся, не смотрит ли кто, а затем вынул меч и, тихо ругаясь, расковырял возле косяка дыру и расщепил ее; наружу показался конец засова. С лихорадочной поспешностью он упер в него лезвие меча и стал отодвигать. Дело шло медленно, но верно; в конце концов засов вышел из паза и дверь, глухо скрипнув, распахнулась.

Взгляду открылся узкий двор с погрузочной площадкой и широким, похожим на грот входом внутрь, туда, где на деревянных полках стояли пузатые глиняные амфоры. Судя по вонючей едкости, здесь хранился в основном гарум. Катон влез на площадку и прошел через складское помещение вперед. Здесь было несколько сводчатых входов со стороны причала, все как один надежно заперты. Ступеньки лестницы вели наверх в контору, где имелся выход на балкон, а по бокам от него были два окна. Префект подошел к тому, что ближе, и, осторожно повернув вертушку, приоткрыл ставни, дающие обзор причала.

Непосредственно впереди на два грузовых корабля всходили, змеясь по дощатым настилам, колонны солдат. На соседних судах, как выяснилось, тоже шла погрузка; некоторые уже отчалили и на весельном ходу продвигались к выходу из бухты. По чешуйчатой зыби вод стелился шлейф дыма от подожженных кораблей, которые не должны были достаться верным императору силам, что неизбежно двинутся на Остию. Катон подошел к другой стороне окна, откуда должны были просматриваться боевые корабли, ранее замеченные им у причала. Сердце тревожно екнуло: их швартовочные места пустовали. Рискуя быть замеченным, Катон открыл ставни чуть шире. И тут он их увидел – три биремы[55], медленно направляющие свои тараны к выходу из бухты.

На ближней из них у ограждения стоял Нарцисс, занятый созерцанием своей разношерстной флотилии, уходящей в море. А рядом с ним виднелась мелкая фигурка Луция, тянущего ручонки в попытке дотянуться до перил. При виде сына горло Катону стиснул комок. Луций был жив, и это привносило облегчение, но спасти его сейчас было невозможно. «Слишком поздно», – сквозила мысль, от которой мукой зашлось сердце.

В отчаянии Катон увидел, как Нарцисс посмотрел вниз и взъерошил мальчонке волосы. Затем он наклонился, поднял его и, придерживая, усадил на перильце, чтобы тот лучше видел. Луций указал на корабли и поднял на Нарцисса глаза. Похоже, они улыбнулись друг другу. Горе Катона сменилось на горькую до тошноты ненависть к Нарциссу. Подлый похититель его сына. Гнусный, коварный изменник, использовавший ребенка для того, чтобы он, Катон, предал своего императора. А теперь он еще о чем-то воркует с Луцием, как любящий душка-дядюшка…

Не было, пожалуй, даже смерти, равной по своей постыдности, мучительности и протяженности той, которую заслуживал Нарцисс. Этот выродок был буквально пропитан кровью своих жертв. Он разрушал счастье и благо всех, кто только встречался ему на пути. Выполнять свою грязную работу он где хитростью, где коварством понуждал Катона с Макроном. При этом всю дорогу утверждал, что действует во благо Рима, но на деле единственной целью его неприглядных дел было самовозвеличивание и самообогащение. Нарцисс был истинным воплощением всего подлого, лживого, эгоистичного и жестокого, что когда-либо разгуливало по земле, и этот ходячий сосуд мерзости безусловно надлежало уничтожить.

Глядя на своего сына в руках этого змея, отравлявшего ему жизнь уже с момента их первой встречи, Катон невольно скрежетнул зубами. Этот изверг погубил его брак, а теперь он же похитил у него сына. Префекту потребовалась максимальная собранность, чтобы не возопить в гневе, не вызвать этого аспида на поединок. Но это было лишь чревато гибелью для него самого; и при этом он даже не узнает, остался ли Луций в живых.

Катон буквально заставил себя отступить от окна; закрыть ставни, спуститься по лестнице и покинуть склад. Возвращаясь своей хоженой дорогой через порт, он твердо решил пуститься за врагом в погоню. Между тем большинство легионеров уже стянулись в бухту, оставались лишь немногие отстающие. Осмелев, начинали появляться из своих жилищ горожане, привлеченные столбами дыма со стороны моря. Катон бесцеремонно проталкивался, не обращая внимания на недовольство и летящие вслед оскорбления. Он знал, что должен добраться до ворот и убедиться, что вход в Остию Макрону с колонной преторианцев открыт.